Неточные совпадения
— У нас забота есть.
Такая ли заботушка,
Что из домов повыжила,
С
работой раздружила нас,
Отбила от
еды.
Ты дай нам слово крепкое
На нашу речь мужицкую
Без смеху и без хитрости,
По правде и по разуму,
Как должно отвечать,
Тогда свою заботушку
Поведаем тебе…
Внешние отношения Алексея Александровича с женою были такие же, как и прежде. Единственная разница состояла в том, что он еще более был занят, чем прежде. Как и в прежние года, он с открытием весны
поехал на воды за границу поправлять свое расстраиваемое ежегодно усиленным зимним трудом здоровье и, как обыкновенно, вернулся в июле и тотчас же с увеличенною энергией взялся за свою обычную
работу. Как и обыкновенно, жена его переехала
на дачу, а он остался в Петербурге.
— Конечно, зайду, — сказал Клим. — Мне нужно съездить
на дачу, сделать одну
работу; завтра и
поеду…
Кое-где только, изредка, блеснет взгляд Ольги, прозвучит Casta diva, раздастся торопливый поцелуй, а там опять
на работы ехать, в город
ехать, там опять приказчик, опять щелканье счетов.
В другой раз, опять по неосторожности, вырвалось у него в разговоре с бароном слова два о школах живописи — опять ему
работа на неделю; читать, рассказывать; да потом еще
поехали в Эрмитаж: и там еще он должен был делом подтверждать ей прочитанное.
Иногда выражала она желание сама видеть и узнать, что видел и узнал он. И он повторял свою
работу:
ехал с ней смотреть здание, место, машину, читать старое событие
на стенах,
на камнях. Мало-помалу, незаметно, он привык при ней вслух думать, чувствовать, и вдруг однажды, строго поверив себя, узнал, что он начал жить не один, а вдвоем, и что живет этой жизнью со дня приезда Ольги.
Он рассказал про все свои обстоятельства и про
работу на торфяных болотах, с которой они
ехали теперь домой, проработав
на ней два с половиной месяца и везя домой заработанные рублей по 10 денег
на брата, так как часть заработков дана была вперед при наемке.
Здоровье Лоскутова не поправлялось, а, напротив, делалось хуже. Вместе с весной открывались
работы на приисках, но Лоскутову нечего было и думать самому
ехать туда; при помощи Веревкина был приискан подходящий арендатор, которому прииски и были сданы
на год. Лоскутовы продолжали оставаться в Узле.
Жены сосланных в каторжную
работу лишались всех гражданских прав, бросали богатство, общественное положение и
ехали на целую жизнь неволи в страшный климат Восточной Сибири, под еще страшнейший гнет тамошней полиции. Сестры, не имевшие права
ехать, удалялись от двора, многие оставили Россию; почти все хранили в душе живое чувство любви к страдальцам; но его не было у мужчин, страх выел его в их сердце, никто не смел заикнуться о несчастных.
Они
поехали сначала берегом вверх, а потом свернули
на тропу к косцам. Издали уже напахнуло ароматом свежескошенной травы. Косцы шли пробившеюся широкою линией, взмахивая косами враз. Получался замечательный эффект: косы блестели
на солнце, и по всей линии точно вспыхивала синеватая молния, врезывавшаяся в зеленую живую стену высокой травы.
Работа началась с раннего утра, и несколько десятин уже были покрыты правильными рядами свежей кошенины.
На правом берегу Балчуговки тянулся каменистый увал, известный под именем Ульянова кряжа. Через него змейкой вилась дорога в Балчуговскую дачу. Сейчас за Ульяновым кряжем шли тоже старательские
работы. По этой дороге и
ехал верхом объездной с кружкой, в которую ссыпали старательское золото. Зыков расстегнул свой полушубок, чтобы перепоясаться, и Кишкин заметил, что у него за ситцевой рубахой что-то отдувается.
На фабрике Петр Елисеич пробыл вплоть до обеда, потому что все нужно было осмотреть и всем дать
работу. Он вспомнил об
еде, когда уже пробило два часа. Нюрочка, наверное, заждалась его… Выслушивая
на ходу какое-то объяснение Ястребка, он большими шагами шел к выходу и
на дороге встретил дурачка Терешку, который без шапки и босой бежал по двору.
Тамара не сразу
поехала в дом. Она по дороге завернула в маленькую кофейную
на Католической улице. Там дожидался ее Сенька Вокзал — веселый малый с наружностью красивого цыгана, не черно, а синеволосый, черноглазый с желтыми белками, решительный и смелый в своей
работе, гордость местных воров, большая знаменитость в их мире, изобретатель, вдохновитель и вождь.
Отец прибавил, что
поедет после обеда осмотреть все полевые
работы, и приглашал с собою мою мать; но она решительно отказалась, сказав, что она не любит смотреть
на них и что если он хочет, то может взять с собой Сережу.
— Иду я, ваше благородие, в волостное — там, знашь, всех нас скопом в
работу продают; такие есть и подрядчики, — иду я в волостное, а сам горько-разгорько плачу: жалко мне, знашь, с бабой-то расставаться. Хорошо. Только чую я, будто позаде кто
на телеге
едет — глядь, ан это дядя Онисим."Куда, говорит, путь лежит?"
Недели через три восьмерик почтовых лошадей, запряженных в дормез английской
работы, марш-марш летел по тракту к губернскому городу. Это
ехал новый вице-губернатор.
На шее у него, о чем он некогда так заносчиво мечтал, действительно виднелся теперь владимирский крест.
Это был второй случай молниеносной холеры. Третий я видел в глухой степи, среди артели косцов, возвращавшихся с полевых
работ на родину. Мы
ехали по жаре шагом. Впереди шли семеро косцов. Вдруг один из них упал, и все бросились вперед по дороге бежать. Остался только один, который наклонился над упавшим, что-то делал около него, потом бросился догонять своих. Мы поскакали наперерез бежавшим и поймали последнего.
Накануне народного праздника вечером, усталый от дневной корреспондентской
работы, я прямо из редакции «Русских ведомостей» решил
поехать в скаковой павильон
на Ходынку и осмотреть оттуда картину поля, куда с полудня шел уже народ.
Живут все эти люди и те, которые кормятся около них, их жены, учителя, дети, повара, актеры, жокеи и т. п., живут той кровью, которая тем или другим способом, теми или другими пиявками высасывается из рабочего народа, живут так, поглощая каждый ежедневно для своих удовольствий сотни и тысячи рабочих дней замученных рабочих, принужденных к
работе угрозами убийств, видят лишения и страдания этих рабочих, их детей, стариков, жен, больных, знают про те казни, которым подвергаются нарушители этого установленного грабежа, и не только не уменьшают свою роскошь, не скрывают ее, но нагло выставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими, как бы нарочно дразня их, свои парки, дворцы, театры, охоты, скачки и вместе с тем, не переставая, уверяют себя и друг друга, что они все очень озабочены благом того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и по воскресеньям в богатых одеждах,
на богатых экипажах
едут в нарочно для издевательства над христианством устроенные дома и там слушают, как нарочно для этой лжи обученные люди
на все лады, в ризах или без риз, в белых галстуках, проповедуют друг другу любовь к людям, которую они все отрицают всею своею жизнью.
Я кончал эту двухлетнюю
работу, когда 9-го сентября мне случилось
ехать по железной дороге в местность голодавших в прошлом году и еще сильнее голодающих в нынешнем году крестьян Тульской и Рязанской губерний.
На одной из железнодорожных станций поезд, в котором я
ехал, съехался с экстренным поездом, везшим под предводительством губернатора войска с ружьями, боевыми патронами и розгами для истязания и убийства этих самых голодающих крестьян.
Требовалось ли починить телегу — он с готовностью принимался за
работу, и стук его топора немолчно раздавался по двору битых два часа; в результате оказывалось, однако ж, что Аким искромсал
на целые три подводы дерева, а дела все-таки никакого не сделал — запряг прямо, как говорится, да
поехал криво!
В день концерта, назначенного в девять часов, я с утра ушел
на работу и прямо попал
на большой пожар у Рогожской, продолжавшийся весь день, а оттуда
поехал в редакцию, где наскоро написал отчет, торопясь домой, чтобы переодеться для концерта.
— Поверите ли, я так занят, — отвечал Горшенко, — вот завтра сам должен докладывать министру; — потом надобно
ехать в комитет,
работы тьма, не знаешь как отделаться; еще надобно писать статью в журнал, потом надобно обедать у князя N, всякий день где-нибудь
на бале, вот хоть нынче у графини Ф. Так и быть уж пожертвую этой зимой, а летом опять запрусь в свой кабинет, окружу себя бумагами и буду ездить только к старым приятелям.
Я о нем в мою последнюю поездку за границу наслышался еще по дороге — преимущественно в Вене и в Праге, где его знали, и он меня чрезвычайно заинтересовал. Много странных разновидностей этих каиновых детей встречал я
на своем веку, но такого экземпляра не видывал. И мне захотелось с ним познакомиться — что было и кстати, так как я
ехал с литературною
работою, для которой мне был нужен переписчик. Шерамур же, говорят, исполнял эти занятия очень изрядно.
Все эти обстоятельства, должно быть, и привели ротного в такое радужное настроение духа, что он не только предложил мне
ехать с ним
на работы, но даже, буде я соглашусь
ехать, уступает в мою пользу полтора рубля из выговоренных им для себя суточных денег.
Сегодня мой «ротный», Василий Акинфиевич, спросил меня, не хочу ли я
ехать вместе с ним
на осенние
работы.
Я ловлю себя… А разве я-то сам стремлюсь куда-нибудь? Разве так уже нетерпеливо бьется моя пленная мысль?.. Нет, Василий Акинфиевич хоть что-нибудь да сделал в своей жизни, вон и два Георгия у него
на груди, и
на лбу шрам от черкесской шашки, и у солдат его такие толстые и красные морды, что смотреть весело… А я?.. Я сказал, что
на работы поеду с удовольствием. Может быть, это развлечет меня? Управляющий… у него жена, две дочки, два-три соседних помещика, может быть, маленький романчик?.. Завтра выступаем.
Погуляев. Я
еду в Петербург. Я нашел частную должность да займусь журнальной
работой; коли гожусь
на это дело, так ладно, а то другой
работы поищу.
Воз оттуда
едет, и девица или женщина идёт; лошадёнка мухортая, голову опустила, почитай, до земли, глаз у неё безнадёжный, а девица — руки назад и тоже одним глазом смотрит
на скотину, измученную
работой, а другим —
на меня: вот, дескать, и вся тут жизнь моя, и такая же она, как у лошади, — поработаю лет десяток, согнусь и опущу голову, не изведав никакой радости…
— Теперь
еду к матери в Орел, побуду у нее недельки две, а там — в Питер
на работу.
Кроме дней обрядных, лишь только выдастся ясный тихий вечер, молодежь, забыв у́сталь дневной
работы, не помышляя о завтрашнем труде, резво бежит веселой гурьбой
на урочное место и дó свету водит там хороводы, громко припевая, как «Вокруг города Царева ходил-гулял царев сын королев», как «В Арзамасе
на украсе собиралися молодушки в един круг», как «
Ехал пан от князя пьян» и как «Селезень по реченьке сплавливал, свои сизые крылышки складывал»…
— Да как же?..
Поедет который с тобой, кто за него работать станет?.. Тем артель и крепка, что у всех
работа вровень держится, один перед другим ни
на макову росинку не должон переделать аль недоделать… А как ты говоришь, чтоб из артели кого в вожатые дать, того никоим образом нельзя… Тот же прогул выйдет, а у нас прогулов нет, так и сговариваемся
на суйме [Суйм, или суем (однородно со словами сонм и сейм), — мирской сход, совещанье о делах.], чтоб прогулов во всю зиму не было.
— Сейчас нельзя, — заметил Стуколов. — Чего теперь под снегом увидишь? Надо ведь землю копать,
на дне малых речонок смотреть… Как можно теперь? Коли условие со мной подпишешь,
поедем по весне и примемся за
работу, а еще лучше
ехать около Петрова дня, земля к тому времени просохнет… болотисто уж больно по тамошним местам.
— Може, ты кому пообещал уже, — сказал парень, — так даром. Главное дело, мокреть
на дворе, а мне с
работой ехать, я и подумал себе: дай у Федьки сапог попрошу, ему, чай, не надо. Може, тебе самому надобны, ты скажи…
Когда Панду окончил эту
работу, он
поехал в столицу царя и, надеясь делать там торговые дела, взял с собой большой запас золота. Караван, везший его драгоценности, был охраняем вооруженными людьми, но когда он достиг гор, то разбойники, с Магадутой, ставшим атаманом их, во главе, напали
на него, побили охрану и захватили все драгоценные камни и золото. Сам Панду едва спасся. Это несчастие было большим ударом для благосостояния Панду: богатство его значительно уменьшилось.
— Где шли, где
на товарном поезде
ехали… Очень было весело. Здесь раздобыли
работы, — кто по статистике, кто уроков. Живем все вместе, — целый, брат, дом нанимаем. За три рубля в месяц. Вот увидишь, славные подобрались ребята.
В субботу Леонид по делам
ехал на автомобиле в Эски-Керым. Катя попросила захватить ее до Арматлука: ей хотелось сообщить отцу с матерью о приезде Веры и выяснить возможность их свидания. Дмитревский поручил ей кстати ознакомиться с
работою местного Наробраза.
Везде чувствовалась организованная, предательская
работа. Два раза загадочно загоралось близ артиллерийских складов.
На баштанах около железнодорожного пути арестовали поденщика; руки у него были в мозолях, но забредший железнодорожный ремонтный рабочий заметил, что он перед
едою моет руки, и это выдало его. Оказался офицер. Расстреляли. Однако через пять дней,
на утренней заре, был взорван железнодорожный мост
на семнадцатой версте.
Меня удивило даже, как они там знали, что я именно в Вене и
еду в Петербург. Потом я узнал, что это шло от Некрасова. Он рассказал мне, когда мы с ним познакомились, что он, видаясь с Краевским по делам"Отечественных записок", посоветовал ему пригласить меня в воскресные фельетонисты
на смену тогдашнего его сотрудника Панютина, писавшего под псевдонимом"Нила Адмирари". Краевский
на это пошел, и
работа, которая меня"ждала"в"Голосе", и была именно такая.
Ехать корреспондентом
на"театр войны"мне не особенно улыбалось, тем более что это делало мой план
работы над романом почти что совсем невыполнимым.
Была паника. Пастухи отказывались гонять скотину в лес. В дальние поля никто не ходил
на работу в одиночку. Раз вечером у нас выдалось много
работы, и Фетису пришлось
ехать на хутор за молоком, когда солнце уже село. Он пришел к маме и взволнованно заявил...
Работали они, действительно, никак уж не больше фельдшеров. Работали сестры добросовестно, но
работа фельдшеров была гораздо труднее. Притом в походе сестры
ехали в повозке, фельдшера, как нижние чины, шли пешком. Сестры
на всем готовом получали рублей по восемьдесят в месяц, фельдшера, как унтер-офицеры, получали рубля по три.
Завод закрылся
на месяц для общего ремонта. Деревенские с радостными лицами и с тяжелым багажом
ехали к себе в деревню, здешние отправлялись в дома отдыха, молодежь —
на экскурсии или
на общественную
работу. Юрка предложил Лельке проехаться вместе
на пароходе по Волге. Лелька только рассмеялась. Она
ехала в Нижегородскую губернию, политруком в лагерь к осоавиахимовцам.
Устроены были при заводе двухнедельные курсы для отправляемых
на колхозную
работу, и в середине января бригада выехала в город Черногряжск, Пожарского округа [Город Пожарск встречается и в более ранних произведениях Вересаева (например, в повести «Без дороги» — 1815 г.). Под этим названием писатель выводит свой родной город Тулу.].
Ехало человек тридцать. Больше все была молодежь, — партийцы и комсомольцы, — но были и пожилые. В вагоне почти всю ночь не спали, пели и бузили. Весело было.
Он много поработал над этим делом, в 1791 и 1792 годах, окончив главное и наметив подробности остальных
работ, которые после него и продолжались по его мысли и планам. Он
ехал смотреть
на свое детище, и Екатерина понимала, что никто лучше его не мог оценить сделанное.